Бейліс на суді
Справа Бейліса - судовий процес за звинуваченням
єврея Менахема Менделя Бейліса в
ритуальному вбивстві 12-річного учня підготовчого класу
Києво-Софійського духовного училища Андрія Ющинського
12 березня 1911.
Процес відбувся в
Києві (
Російська імперія)
25 вересня -
28 жовтня 1913 і супроводжувався, з одного боку, активної
антисемітської кампанією, а з іншого - суспільними протестами всеросійського і світового масштабу. Бейліс був виправданий. Передбачається, що істинними вбивцями були скупщіца краденого Віра Чеберяк і кримінальники з її кубла.
1. Жертва вбивства
Андрій Ющинський (
1898 -
12 березня 1911) був незаконним сином київського міщанина Феодосія Чиркова та Олександри Ющинського, яка торгувала в Києві грушами, яблуками та зеленню. Батька він не знав: незабаром після його народження Чирков покинув матір, проживши з нею тільки два роки, і потім був призваний на військову службу. В
1905 Ющинського вийшла заміж за палітурника Луку Приходько.
Хлопчик ріс без належного нагляду, так як його вітчим, зайнятий у своїй майстерні, з'являвся вдома тільки на суботу та неділю. Фактично вихованням керувала бездітна і відносно заможна, що володіла коробкової майстерні тітка, Наталя Ющинського. Вона ж оплачувала його навчання: у 8 років хлопчика віддали в "притулок", або "дитячий садок", при церкві св. Феодора на
Лук'янівці, а на наступний рік - в учительську семінарію
[1]. Сам Андрій був до тітки дуже прив'язаний і на питання приятеля, чи любить він матір і вітчима, відповідав, що найбільше любить тітку
[2]. Хлопчик висловлював бажання стати священиком ("форма подобалася, положення подобалося" - так пояснював його репетитор,
псаломщик церкви св. Феодора диякон Дмитро Мочуговскій
[3], який займався з хлопчиком близько 9 місяців) і в
1910 вступив до
Києво-Софійське духовне училище при
Софійському соборі.
Хлопчика характеризували як здібного, допитливого і сміливого. За те, що постійно ходив ночами і не боявся темряви, він отримав прізвисько "домовик", при цьому він "був скритний, ні з ким не сходився, тримався осібно"
[4].
2. Виявлення трупа
Печера, у якій знайшли тіло Андрія
Андрій Ющинський в труні
Дванадцятирічний Андрій Ющинський зник вранці
12 березня 1911, відправившись в школу.
20 марта в одной из небольших пещер в предместье Лукьяновка игравшими там мальчишками, а конкретно -
гимназистом Еланским, было обнаружено его тело, покрытое 47 колотыми ранами, которые были нанесены "швайкой" (большим
шилом). Труп был в значительной степени обескровлен. Было установлено, что пещера не является местом убийства.
Труп был в сидячем положении, со связанными руками, в одном белье и единственном
чулке. Рядом находились его
куртка,
кушак,
фуражка и тетради, сложенные в трубочку и засунутые в углубление в стене. В кармане
тужурки оказался кусок наволочки; впоследствии выяснилось, что этой наволочкой во время убийства мальчику заткнули рот.
Тело было идентифицировано по надписям на кушаке и тетрадях.
Экспертиза по состоянию остатков завтрака (борща) в желудке установила, что он был убит через 3-4 часа после приёма пищи, что при известном со слов матери времени последнего завтрака давало время около 10 часов утра 12 марта
[5] [6].
3. Появление "ритуальной" версии
В первые же дни после обнаружения трупа родственникам убитого, а также
прокурору окружного суда, начальнику
сыскного отделения и другим должностным лицам стали приходить анонимные письма, в которых утверждалось, что Андрей был
ритуально убит евреями, чтобы получить христианскую кровь для изготовления
мацы. Во время похорон мальчика, распространялись
гектографированные прокламации со следующим текстом:
" Православные христиане ! Мальчик замучен жидами, поэтому бейте жидов, изгоняйте их, не прощайте пролития православной крови!" [7] С этими прокламациями был задержан член
черносотенной организации "Союз русского народа" Николай Андреевич Павлович, дело против которого, однако, вскоре было прекращено. Одновременно черносотенная пресса сначала в Киеве, а потом и в столицах начала активно муссировать тему "ритуального убийства"
[8]. Указывали, что мальчик был убит в субботу незадолго до
еврейской Пасхи, приходившейся в тот год на
1 апреля.
Розыск проводил начальник Киевского сыскного отделения Е. Мищук;
предварительное следствие осуществлял следователь по особо важным делам Киевского окружного суда В. И. Фененко, а наблюдение - прокурор киевского окружного суда Брандорф. Они не отрицали "ритуальной" версии, но, проверив, не нашли ей никакого подтверждения. Первоначально основной версией были корыстные
мотивы : предполагалось, что отец мальчика, разошедшийся с его матерью, оставил на имя Андрея значительную сумму, поэтому подозрение пало на мать мальчика, его отчима переплётчика Луку Приходько и на целый ряд других родственников. Александра Приходько была арестована сразу же после возбуждения дела, но затем освобождена; Лука Приходько арестовывался дважды (второй раз - вместе со своим отцом), но также был освобождён. Показательно, что упоминание о "ритуальной" версии в деле появляется впервые только
22 апреля, причём появляется в показаниях Веры Чеберяк, которая по поводу соответствующих разговоров и прокламаций на похоронах заявляет:
"Мне и самой теперь кажется, что, вероятно, убили Андрюшу евреи, так как никому не нужна была, в общем, смерть Андрюши. Представить же вам доказательства в подтверждение моего предположения я не могу" [8].
Газета "Двуглавый орёл", 11.03.1912 г.: "Христиане, берегите своих детей!!! 17-го марта начинается жидовский пейсах"
4. Принятие ритуальной версии властями
15 апреля в Киеве состоялось заседание "
Союза русского народа " (СРН), на котором было принято решение об активизации мероприятий по обвинению евреев в убийстве Ющинского.
17 апреля на могиле Ющинского члены
союза провели
панихиду и установили крест; на этот же день они назначили
еврейский погром, но после обсуждения вопроса с
полицмейстером перенесли его на осень - судя по всему, ввиду предстоящего приезда в Киев царя
Николая Второго [9]. В тот же день лидер молодёжной организации "Двуглавый орёл" студент Голубев, наиболее активный из киевских черносотенцев, обратился к киевскому губернатору с требованием немедленно выселить из Киева до 3 000 евреев по указаниям "патриотических" организаций
[8], а получив отказ, явился к заместителю митрополита киевского епископу
Павлу с текстом "челобитной" на высочайшее имя, в которой
СРН "всеподданнейше ходатайствовал о выселении из Киева всех евреев, ибо они занимаются исключительно безнравственно-преступными деяниями, не останавливаясь даже перед пролитием крови христианской для своих религиозных надобностей, что и доказывается совершением ими ритуального убийства Андрея Ющинского". Епископ вычеркнул последнюю фразу, заявив, что ритуальный характер убийства не доказан, и в мягкой форме посоветовал оставить идею с петицией
[8]. Как пишет доктор исторических наук Сергей Фирсов, "собственно Православная Российская Церковь ни разу не высказала своей поддержки (или хотя бы понимания - в черносотенном духе) идее о существовании ритуальных убийств у евреев"
[10].
В тот же день,
17 апреля, уже петербургская черносотенная газета "
Русское знамя " выступила с резкой статьёй о "ритуальном убийстве" Ющинского, обвиняя власти в бездействии при раскрытии этого дела.
На наступний день,
18 апреля,
фракция правых в
Думе постановила сделать соответствующий запрос
министрам юстиции и
внутренних дел. Министерство юстиции отреагировало немедленно: в тот же день министр
Щегловитов обратился к министру внутренних дел и председателю Совета Министров
Петру Столыпину с просьбой обратить на дело Ющинского особое внимание и составил телеграмму в Киев, возложив наблюдение за делом на прокурора Киевской судебной палаты (глава прокуратуры всего Юго-Западного края, не путать с прокурором окружного суда) Г. Г. Чаплинского. Это было началом официальной политизации дела Ющинского. Г. Г. Чаплинский - поляк, перешедший в православие, всячески демонстрировал свою близость к крайне правым, по отзывам сотрудника, "в своих беседах поражал своим крайним
юдофобством и той ненавистью, с какой он говорил об евреях"
[8]. По свидетельству В. И. Фененко, Чаплинский открыто высказывал свою симпатию еврейским погромам
[11].
Проект запроса, подписанный 39 депутатами, первым из которых стал
Владимир Пуришкевич, был внесён
29 апреля. Ритуальное убийство утверждалось в нём как факт и приписывалось преступной секте, существующей среди евреев:
Известно ли им (министрам), что в России существует преступная секта иудеев, употребляющая для некоторых обрядов своих христианскую кровь, членами каковой секты замучен в марте 1911 года в городе Киеве мальчик Ющинский? Если известно, то какие меры принимаются для полного прекращения существования этой секты и деятельности её сочленов, а также для обнаружения тех из них, кои участвовали в истязании и убийстве малолетнего Ющинского?
Запрос, однако, был Думой отклонён
[12].
Тогда же Щегловитов командировал в Киев директора 1-го уголовного департамента А. Лядова, который в начале мая за неделю своего пребывания в городе окончательно направил следствие на "ритуальные" рельсы. По словам Фененко, "Лядов приехал в Киев с готовым мнением; в кабинете прокурора палаты Чаплинского Лядов при мне сказал Чаплинскому, что министр юстиции не сомневается в ритуальном характере убийства, на что Чаплинский ответил, что он очень рад тому, что министр держится такого же взгляда, как и он"
[8]. Лядов же свёл Чаплинского с лидером организации "Двуглавый орёл" Голубевым, который с этого момента стал оказывать важнейшее влияние на следствие. "С ним (Голубевым) приходилось считаться всему составу киевской администрации; с ним считался и генерал-губернатор", - утверждал бывший директор
Департамента полиции Степан Белецкий. По словам Мищука, Союз русского народа выполнял в ходе следствия те функции, которые обычно выполняет прокурорский надзор
[8].
Однако позиция Щегловитова и Чаплинского противоречила взглядам местных следственных чиновников, сильное сопротивление которых им приходилось преодолевать. В результате Брандорф был смещён. Одновременно, в начале мая, в Киев был вызван известный сыщик,
пристав Николай Красовский, которому было поручено секретное следствие независимо от Мищука. Вскоре после этого,
29 мая, Мищук, который, по его словам, первоначально не исключал ритуальной версии, но по мере расследования пришёл к твёрдому убеждению, что убийство "было совершено преступным миром с целью симулировать ритуальное убийство и вызвать еврейский погром", был вовсе отстранён от дела, а так как, несмотря на это, продолжал розыски - ему была устроена провокация, после чего он был обвинён в подлоге улик и арестован
[13]. Розыск сосредоточился в руках Красовского. Ему помогали
околоточный надзирательКириченко и два
сыщика, Выгранов и Полищук, из которых Полищук впоследствии оказался членом Союза Русского Народа
[8] [14]. Н. А. Красовский вёл себя дипломатично: заявляя черносотенцам и связанным с ними лицам, что не сомневается в ритуальном характере убийства, сам в то же время вёл розыски в направлении, казавшемся ему правильным. Когда это открылось, он также был отстранён от дела (в сентябре) и затем отправлен в отставку. Фененко оставался, но фактически следствие стал направлять командированный из
Петербурга следователь по особо важным делам Н. Машкевич, который и стал ключевой фигурой в подготовке "ритуального" процесса
[8].
5. Експертиза
Предполагалось, что по ритуалу раны должны быть нанесены живой и по возможности находящейся в сознании жертве, а целью имеют источение из неё как можно большего количества крови. Отсюда вытекал ряд квалифицирующих признаков - прижизненность ран и т. п., - которые рассматривались как свидетельство ритуального характера убийства.
Вскрытие, проведённое доктором Карпинским
22 марта (его результаты были немедленно опубликованы в прессе), не отметило никаких свидетельств, позволяющих говорить о ритуальном характере убийства. Оно было признано неудовлетворительным, и
26 марта была проведена новая экспертиза, профессором Оболонским и
прозектором Туфановым. Их предварительные выводы были против "ритуальной" версии. "И первым и вторым вскрытием отвергнуто предположение о сексуальном и ритуальном характере убийства", - сообщал по его следам митрополит Киевский Флавиан. Поскольку черносотенная пресса начала писать, что экспертиза якобы установила ритуальный характер убийства, прокурор Брандорф
15 апреля обратился за разъяснением к Туфанову и получил от него ответ, что
"только раны в голову и шею были нанесены при жизни Ющинского, а остальные поранения (уколы), в области груди и сердца, были причинены уже после смерти". На прямой вопрос Чаплинского о ритуальном характере убийства эксперты ответили, что позволяющих предположить это данных у них нет и, скорее всего, оно совершено из мести, однако заявили, что "при дальнейшем развитии следствия они, быть может, и в состоянии будут дать заключение по вопросу о ритуальности этого убийства"
[8].
Акт экспертизы был подписан только
25 апреля, то есть через месяц после вскрытия и через неделю после распоряжения Щегловитова. Изложенные в нём выводы носили характер отчётливо в пользу "ритуальной" версии:
Характер орудия и множественность поранений, частью поверхностных, в виде уколов, служат указанием на то, что одной из целей нанесения их было стремление причинить Ющинскому возможно сильные мучения. В теле его осталось не более трети всего количества крови; на белье и одежде имеется ничтожная часть её, а остальная кровь вытекла, главным образом, через мозговую вену, артерию у левого виска и вены на шее. Ближайшей причиной смерти Ющинского послужило острое малокровие от полученных повреждений, с присоединением явлений асфиксии<удушения> [15]. Эти выводы, лёгшие в основу обвинения Бейлиса, были после публикации обвинительного акта единодушно опротестованы российскими и европейскими специалистами, которые указывали, что они противоречат приведённому самими экспертами фактическому материалу: согласно этому материалу, мальчик сначала лишился сознания от удара в голову, затем был придушен, и уже после этого - посмертно или в момент агонии - ему было нанесено большинство ранений. Они в основном носят поверхностный характер и никак не могут свидетельствовать о намерении выточить кровь
[8].
6. Поиск убийц Андрея Ющинского
Дом Веры Чеберяк
Вера Чеберяк с мужем и дочерью Людмилой
Женя Чеберяк
Параллельно с подготовкой процесса Чаплинский дал поручение начальнику Киевского
жандармского управления полковнику Шределю негласно провести розыск истинных виновников убийства. Аналогичное поручение Шредель имел и от министра внутренних дел
Столыпина. Шредель поручил это своему помощнику, подполковнику Павлу Иванову.
Между тем подозрение полиции очень быстро пало на Веру Владимировну Чеберяк (Чеберякову), жену мелкого почтово-телеграфного чиновника Василия Чеберяка и сводную сестру профессионального вора Петра Сингаевского. Полиции Чеберяк была хорошо известна как держательница воровского притона и скупщица краденых вещей; в преступном мире она фигурировала под прозвищами "Чеберячка" и "Верка-чиновница". Накануне убийства,
9 марта, были арестованы четыре профессиональных вора, опознанные лукьяновским городовым как постоянные посетители квартиры Чеберяк;
10 марта в квартире Чеберяк был произведён обыск, в результате которого нашли два
револьвера и
патроны.
Приходько ранее были соседями Чеберяков, и Андрей Ющинский продолжал поддерживать дружбу с их сыном Женей, своим сверстником. Женя в разговоре со студентом Голубевым поначалу заявил, что Андрей приходил к нему утром
12 марта, и они вместе ходили играть в расположенную неподалёку усадьбу Бернера; но затем на
допросах он стал от этого отпираться и утверждать, что в последний раз видел Андрея лишь дней за 10 до убийства
[16]. Однако после ареста матери, когда контроль над ним ослаб, Женя признался Фененко, что Андрей заходил к нему за
порохом (у Андрея было самодельное игрушечное ружьё, и, по словам родных, он как раз накануне убийства был озабочен добычей пороха).
Фонарщик Казимир Шаховский показал, что утром 12 марта видел Андрея вместе с Женей у дома Чеберяков, причём Андрей был без книг и пальто, а оставить их, по словам Шаховского, он мог только у Чеберяков. В руках у Андрея Шаховский заметил баночку с порохом. Также полицией был зафиксирован на Лукьяновке слух, что в утро, когда произошло убийство, Андрей в присутствии третьего мальчика во время игры поссорился с Женей; при этом Женя пригрозил сообщить его матери, что Андрей прогулял занятия, а Андрей в ответ - заявить полиции, что мать Жени принимает краденые вещи. Согласно слуху, Женя немедленно сообщил матери об угрозе, и это и послужило причиной убийства.
Подробный ход расследования остаётся неизвестным, так как особое дело по Чеберяк, ссылки на которое есть в документах, не было отыскано уже в 1920-е годы - по-видимому, оно было намеренно уничтожено. К июню следователи уже не сомневались, что Чеберяк является одной из убийц, хотя мотивы убийства оставались неясны - как указывалось, Мищук предполагал провокацию погрома с целью получить возможность безопасно пограбить.
9 июня Чеберяк была арестована жандармским управлением
[17], причём Брандорф рассказывал, что выдал ордер на арест втайне от Чаплинского. Действительно, по рассказу Мищука, Чаплинский выражал ему своё неудовольствие: "Зачем вы мучаете невинную женщину", - и настаивал, чтобы Мищук "не концентрировал розыски в той местности, где был найден труп и где проживает Вера Чеберяк".
13 июля Чеберяк была освобождена по распоряжению Чаплинского, который, в свою очередь, по свидетельству Брандорфа, сделал это распоряжение по категорическому требованию Голубева, заявившего, что Чеберяк принадлежит к "Союзу русского народа".
22 июля она была одновременно с Бейлисом арестована вновь и
7 августа освобождена.
Первое, что она сделала после освобождения, - приехала в больницу, где в окружении сыщиков лежал тяжело больной Женя, и на извозчике перевезла умирающего ребёнка домой.
8 августа Женя умер, через неделю умерла его сестра Валентина. Донесения сыщиков, находившихся в комнате в момент смерти, так описывают последние минуты Жени: в
бреду он постоянно повторял: "Андрюша, Андрюша, не кричи! Андрюша, Андрюша, стреляй!" Мать постоянно держала его на руках и, когда он приходил в себя, просила: "Скажи им (агентам), что я по этому делу ничего не знаю", на что Женя отвечал: "Мама, не говори мне про это, мне очень больно".
Ходили упорные утверждения об отравлении, причём черносотенная пресса прямо писала о найденных "медных ядах". При этом Чеберяк и черносотенцы обвиняли в отравлении детей евреев и Красовского, сыщики которого угощали Женю пирожными, в то время как защитники Бейлиса обвиняли Чеберяк; последнего мнения придерживались и некие "компетентные" с точки зрения полиции люди
[18]. Вскрытие, в котором принимал участие Туфанов, констатировало в кишечнике дизентерийные палочки и никаких ядов, кроме
висмута, которым Женю лечили в больнице от дизентерии
[19]. Соседи полагали, что дети заболели из-за того, что после ареста матери с голоду объедались незрелыми грушами
[20]. Следует отметить, что дети заболели, когда в отсутствие арестованной матери к ним приходила их бабка Мария Сингаевская
[21]. Во всяком случае, Красовский отмечает, что мать пренебрегала больными детьми, забрала из больницы Женю в очень тяжёлом состоянии, вопреки его настояниям, не отправляла девочек - Валю и Люду, также болевшую, но выжившую - в больницу и явно стремилась к тому, чтобы дети умерли
[22].
14 сентября был арестован вор из шайки Чеберяк Борис Рудзинский и тотчас допрошен жандармским подполковником Ивановым по делу Ющинского.
10 ноября Зинаида Малицкая, сиделица винной лавки, располагавшейся прямо под квартирой Чеберяков, заявила Фененко, что 12 марта она услышала из квартиры Чеберяк необычный шум, заставивший её насторожиться. Дверь в квартиру Веры Чеберяк хлопнула, и около двери остановились какие-то люди. Как только дверь захлопнулась, Малицкая услышала лёгкие детские и быстрые шаги от входной двери по направлению к соседней комнате: по-видимому, туда убегал ребёнок. Затем раздались быстрые шаги взрослых людей в том же направлении, затем долетел детский плач, затем писк, и, наконец, началась какая-то возня. Детей Чеберяк дома не было, да и голос ребёнка не был похож на голос детей Чеберяк. "Я и тогда подумала, что в квартире Чеберяк происходит что-то необычное и что-то очень странное Слышав в то утро в квартире Чеберяк детский плач, мне ясно было, что ребёнка схватили и что-то с ним сделали"
[23].
В эти же дни Фененко получил сведения: Чеберяк в связи с арестом Рудзинского очень боится, что следствию станет известно, кто такие "Ванька-рыжий" и "Колька-матросик". Иванов сообщил ему, что это - прозвища двух воров из шайки Чеберяк: Ивана Латышева и Николая Мандзелевского. Латышев находился под стражей, Фененко тотчас допросил его относительно убийства Ющинского и встретил решительный отпор:
"На вопросы, бывал ли я у Чеберяковой, я отвечать не желаю, прежде чем вы мне не скажете, в чём вы меня обвиняете, и хотя вы, следователь, мне говорите, что меня ни в чём не обвиняете, я все-таки на вопросы отвечать не желаю". Из этого Фененко заключил, что Латышев к убийству причастен
[8].
20 января Шредель докладывал начальнику Департамента полиции Белецкому, что у него есть "твёрдое основание предполагать, что убийство мальчика Ющинского произошло при участии названной выше Чеберяковой и лишённых прав уголовных арестантов Николая Мандзелевского и Ивана Латышева". Характерно, что это было написано как раз в те дни, когда дело по обвинению Бейлиса в ритуальном убийстве Ющинского было закончено производством и передано в суд.
В дальнейшем круг сообщников Чеберяк определился. В частности, было установлено, что из воров круга Чеберяк 12 марта на свободе в Киеве находились Сингаевский, Рудзинский и Латышев, и они выехали из Киева курьерским поездом в Москву рано утром 13 марта; 16 марта они были задержаны в московской пивной
[24] и
этапированы в Киев, но вскоре освобождены. Кириченко допросил семью Рудзинского и выяснил, что 12 марта он отсутствовал примерно между 8 и 12 часами утра, а, придя домой после 12 часов, потребовал от матери, чтобы она срочно выкупила его заложенный костюм и выписала его, заявив выехавшим в
Ковель.
Всё это дало основания Иванову признать собранные им данные "совершенно достаточным материалом для обвинения в убийстве Ющинского не Менделя Бейлиса, а Веру Чеберяк, Латышева, Рудзинского и Сингаевского", просить Чаплинского о разрешении на арест Чеберяк и Сингаевского (Рудзинский и Латышев уже находились под стражей, причём Латышев
12 червня 1912 года выбросился из окна следовательского кабинета). Чаплинский отказал. Сведения о раскрытии убийства были сообщены министрам юстиции и внутренних дел, но проигнорированы. В то же время продолжалась подготовка суда над Бейлисом
[8] [25].
7. Дело против Бейлиса
7.1. Менахем Мендель Бейлис
Менахем Мендель Тевьев (Товиевич) Бейлис (
ідиш מנחם מענדל בײליס ; род.
1874,
Київ -
7 июля 1934 [26], Саратога Спрингс, близ
Нью-Йорка) был сыном глубоко религиозного
хасида, но сам к религии относился индифферентно. Он не соблюдал большинства обрядов и
работал по субботам. Отбыв военную службу, 22-летним молодым человеком Бейлис женился и устроился на работу на кирпичном заводе на Подоле, улице Нижне-Юрковской №2, примерно в 500 метрах от дома на ул. Юрковской № 28, где проживал.
[27], стал отцом пятерых детей. Большую часть взрослой жизни он проработал
приказчиком на заводе Зайцева, друга его отца; он находился в хороших отношениях с христианским населением и, в частности, с местным священником. Его репутация у местных христиан была настолько хорошей, что во время одного из погромов к нему даже специально явилась депутация черносотенцев с уверением, что ему бояться нечего.
7.2. Арест Бейлиса
Казимир и Ульяна Шаховские
22 липня 1911 года по подозрению в убийстве Ющинского был арестован 37-летний Менахем Мендель Бейлис, на тот момент служивший приказчиком кирпичного завода Зайцева
[28].
По выражению Брандорфа, "первым изобрёл виновность Бейлиса" Голубев. Он обследовал местность и выяснил, что усадьба Бернеров, где было найдено тело, примыкает к еврейскому заводу, приказчиком на котором является Бейлис. Голубев сначала устно заявил Чаплинскому, а потом, на двух допросах 5 и 6 мая, формально показал Фененко под протокол, что вблизи пещеры расположена "усадьба некоего жида Зайцева", в которой проживает "его управляющий, какой-то еврейчик Мендель Лично моё мнение, что убийство, скорей всего, совершено или здесь, или в еврейской больнице. Доказательств, конечно, этому я представить не могу". По итогам был составлен
рапорт Чаплинского Щегловитову: "в бытность в Киеве вице-директора департамента министерства юстиции Лядова к нему явился упомянутый в предыдущем донесении студент Голубев и заявил, что имеет в своём распоряжении существенный материал Голубев имеет твёрдую уверенность, что Ющинский был убит евреями с ритуальной целью, высказал мнение, что это преступление, скорее всего, было совершено в усадьбе Зайцева, где проживает еврей Мендель" Рапорт, в свою очередь, был 18 мая доложен царю
[8].
Фонарщик Казимир Шаховский, который на первом допросе показал только то, что видел 12 марта Андрюшу вместе с Женей у дома Чеберяк, а на втором - уже то, что с Чеберяк был дружен Бейлис
[29],
20 июля в присутствии Чаплинского заявил, что прежде "забыл упомянуть об очень важном обстоятельстве", что через несколько дней он спросил Женю, как они погуляли с Андрюшей, и Женя ответил, что им не удалось погулять, так как детей "спугнул в заводе Зайцева недалеко от печки какой-то мужчина с чёрной бородой, а именно Мендель, приказчик заводской усадьбы. Вот почему я и думаю, что в убийстве этом принимал участие этот самый Мендель"
[30].
Немедленно вслед за этим Чаплинский распорядился арестовать Бейлиса, а так как у него не было никаких оснований для ареста в обычном порядке, то он попросил начальника охранного отделения Н. Н. Кулябко задержать Бейлиса в порядке чрезвычайного "Положения об усиленной охране"; отдав это распоряжение, он отправился с докладом к Щегловитову, проводившему отпуск в своём имении в
Черниговской губернии. На следующую ночь, с 21 на 22 июля, Бейлис был арестован у себя дома нарядом из 15 жандармских чинов под личным командованием Кулябко. Вместе с ним был задержан и 3 дня содержался в охранном отделении его 9-летний сын Пинхас, друживший ранее с Андрюшей. Когда Чаплинский сообщил об этом следователям, то Фененко отказался привлекать Бейлиса. Брандорф убеждал Чаплинского в невозможности преследования Бейлиса на основании столь сомнительных "улик"; но Чаплинский возразил ему, что "не может допустить, чтобы по еврейскому делу была привлечена в качестве обвиняемой православная женщина".
3 августаФененко был вынужден выдать ордер на арест Бейлиса после формального письменного приказа Чаплинского
[8].
Вслед за показаниями Казимира Шаховского были получены показания его жены Ульяны о том, что нищенка Анна Волкивна рассказала ей, будто, когда Женя Чеберяк, Ющинский и какой-то третий мальчик играли в усадьбе Зайцева, живущий в усадьбе мужчина с чёрной бородой схватил на её глазах Андрюшу и при всех потащил в обжигательную печь. Нищенка, А. В. Захарова, была допрошена и отрицала, что имела с Шаховской такой разговор. Тем не менее, Ульяна продолжала настаивать на своём и в пьяном виде говорила производившему розыск по делу агенту Полищуку, что муж её Казимир 12 марта лично видел, как Бейлис тащил к обжигательной печи Ющинского
[31] [32].
Показания Ульяны Шаховской о разговоре с Волкивной подтвердил 10-летний мальчик Коля Калюжный, который на первом допросе заявил лишь то, что знал Андрюшу, но не входил в его компанию; однако через несколько часов, пообщавшись с Шаховской и сыщиками, он вернулся к следователю и дал новые показания
[33]. Следует отметить, что впоследствии, на суде, супруги Шаховские давали путаные и противоречивые показания, из которых, впрочем, следовало, что к ним "лазили" сыщики Выгранов и Полищук, подпаивали их и уговаривали показать на Бейлиса, говоря, что в таком случае им будет награда, а в противном "сошлют на Камчатку"; кроме того, оказалось, что после первых показаний Шаховского избили какие-то люди, видимо связанные с Чеберяк
[34].
Сосед Шаховского и Чеберяк, сапожник Михаил Наконечный, заявил Красовскому: Шаховский говорил ему, что "пришьёт" Бейлиса к делу, так как Бейлис жаловался на него сыщикам, что он ворует заводские дрова
[35].
Таковы были "улики", остававшиеся единственными уликами против Бейлиса вплоть до ноября, когда было сделано заявление Козаченко.
7.3. Показания Козаченко
Дело об убийстве Ющинского. Письмо Чаплинского киевскому губернатору А.Гирсу от 2.11.1911 о "цадиках" Ландау и Этингере.
Окончание того же письма, с собственноручной припиской об отстранении Красовского от должности.
У листопаді
1911 года следствие (реальное) резко продвинулось вперёд: дала показания Малицкая. Эти показания по значимости перевешивали те сомнительные
улики, которые имелись против Бейлиса. Однако немедленно вслед за этим,
23 ноября, сделал своё заявление Иван Козаченко, и это заявление стало третьей после показаний Казимира и Ульяны Шаховских уликой против Бейлиса
[8].
В тюрьме Бейлис был посажен в камеру т. н. "скрывающихся арестантов", то есть арестантов, которым грозила опасность от других арестантов из-за их сотрудничества с полицией. Один из таких агентов, Иван Козаченко, вошёл в доверие к Бейлису и при освобождении (он был оправдан по суду) получил от него записку к жене, в которой обвинение особенно выделяло просьбу дать денег Козаченко (Бейлис объяснял, что он имел в виду мелкое вознаграждение) и слова: "Скажи ему, кто на меня ещё показывает ложно"
[36]. Козаченко при освобождении отдал эту записку тюремному надзирателю и заявил, что Бейлис поручал ему отравить двух свидетелей: "Фонарщика", то есть Шаховского, и "Лягушку" - прозвище сапожника Наконечного, который последовательно свидетельствовал в пользу Бейлиса и, как указывалось, разоблачил Шаховского как лжесвидетеля. Деньги на отравление якобы должна была дать жена Бейлиса, причём расходы брала на себя "вся еврейская нация";
стрихнин для отравления он должен был получить в еврейской больнице
[8] [37] [38].
Подполковник Иванов, через своих агентов проверив ряд утверждений Козаченко, выяснил их ложность. Когда он заявил об этом Козаченко, тот упал перед ним на колени и признался, что всё, о чём он показывал в отношении Бейлиса, есть ложь, просил прощения и молил не губить его. Этот факт Иванов вскоре рассказал редактору
газеты "Киевлянин", члену Государственного Совета
Дмитрию Пихно, и затем подтвердил на процессе
В. В. Шульгина (
1914) и перед Чрезвычайной Следственной Комиссией
Временного правительства в
1917 году. В последнем случае он добавил, что сообщил об этом Фененко, и Фененко предложил составить протокол, но Чаплинский запретил фиксацию этого факта
[8]. В результате показания Козаченко фигурировали в числе ключевых улик во время суда над Бейлисом.
Организатором лжесвидетельства был, судя по всему, товарищ прокурора Крабовский, которого Чаплинский специально использовал для такого рода дел - он несомненно стоит за другими лжесвидетельствами, вроде Кулинича (см. ниже); на слухи о его связи с историей Козаченко намекнул в своей защитительной речи и
адвокат Оскар Грузенберг [8] [39].
7.4. Показания Василия Чеберяка
Кадр из фильма "Вера Чеберяк". Режиссёр Н.Брешко-Брешковский, 1917
К этому прибавились также показания мужа Веры Чеберяк Василия, "что однажды, за неделю, приблизительно до того дня, когда был найден труп Ющинского, Женя, придя домой из усадьбы Зайцева, рассказывал ему, что к Бейлису приехали два какие-то еврея в необычных костюмах. Этих евреев Женя видел молящимися. Сейчас же после того, когда стало известно об обнаружении трупа Ющинского, евреи те, как сообщил Женя, оставили квартиру"
[32] [40]. Также Чеберяк показал, что "незадолго до обнаружения трупа Ющинского, примерно за три-четыре дня, как-то в квартиру мою прибежал запыхавшийся Женя и () рассказал, что вместе с Андрюшей Ющинским он играл на мяле <устройство для разминания глины> на кирпичном заводе Зайцева, и что там его увидел Бейлис, погнался за ним, а в это самое время сыновья Менделя Бейлиса стояли где-то в заводе и при этом смеялись. Куда Андрюша побежал, я не знаю и об этом Женю не спрашивал". В его последующих показаниях, однако, стали фигурировать уже два
раввина, которые вместе с Бейлисом на глазах Жени схватили и утащили Андрея
[41].
С таким набором улик (показания супругов Шаховских, Калюжного, Козаченко и В. Чеберяка) производство дела
5 січня 1912 года было закончено, и его в первый раз передали в суд.
Уже после этого, в марте
1912 года, было дополнительно
сфабриковано показание сокамерника Бейлиса, осуждённого за
подлог Кулинича, который заявил товарищу прокурора Крабовскому, будто Бейлис признался ему в совершении убийства; однако тут
фальсификация носила настолько откровенный характер, что обвинение не решилось дать ей ход и выставить в суде
[8].
8. Частное расследование
8.1. Расследование Бразуль-Брушковского
Арнольд Марголин
Бразуль-Брушковский
По инициативе
Генриха Слиозберга и киевского адвоката Арнольда Марголина (сына миллионера Давида Марголина) в 1911 году был создан комитет по защите Бейлиса, который пытался выяснить реальных виновников убийства Ющинского. Деятельным членом этого расследования был
журналист "
Русского слова ", сотрудничавший также с "
Киевской мыслью " С. И. Бразуль-Брушковский; к нему присоединился и сыщик Выгранов, ранее склонявший Шаховского к лжесвидетельству. Бразуль-Брушковский активно занялся делом с конца августа 1911 года - после отставки Красовского, который, уезжая, указал ему на Чеберяк: "тут всё дело, вся загадка в Вере Чеберяковой, беритесь за Веру Чеберякову, и если вам удастся, то дело раскроется". Как утверждал Бразуль-Брушковский, его поощряли и судейские чины, которые, будучи вынуждены вести дело против Бейлиса и, в то же время, не веря в его виновность, просили его собрать улики против Чеберяк, чтобы они имели "зацепку" для возбуждения против неё дела. Однако действия Бразуль-Брушковского оказались настолько опрометчивыми, что лишь скомпрометировали частное расследование. Бразуль не считал Чеберяк непосредственной убийцей (как он объяснял, не веря, что женщина может совершить столь жестокое убийство) - и потому начал обхаживать Чеберяк и её сожителя Петрова, надеясь, что они выдадут ему убийц. В частности, он возил Чеберяк на тайную встречу с Марголиным в
Харьков (Марголин собирался выступить адвокатом Бейлиса, а потому не мог вступать в сношения со свидетелями). Чеберяк на следствии и суде сделала сенсационное заявление о том, что Марголин предлагал ей 40 тысяч, если она возьмёт убийство на себя, что дискредитировало Марголина
[42] [43]. Впоследствии описанию этих действий и особенно поездки в Харьков была посвящена значительная часть обвинительного акта: обвинением они подавались как еврейский
заговор с целью подкупить Чеберяк и выгородить Бейлиса. Между тем Чеберяк вновь рассорилась со своим любовником французом Павлом Мифле (ранее Чеберяк ослепила Мифле, плеснув ему в лицо серной кислотой, но вслед за тем они помирились, и Мифле отказался от её судебного преследования). Мифле из ревности избил Чеберяк кастетом, Чеберяк же обратилась к Бразуль-Брушковскому, заявив, что Ющинского убили братья Павел и Евгений Мифле, Лука Приходько и Фёдор Нежинский (брат матери мальчика, уже арестовывавшийся по этому делу).
18 січня 1912 года Бразуль-Брушковский подал соответствующее заявление следствию. Следствие быстро выявило несостоятельность этих утверждений. Неожиданным результатом было, однако, то, что взбешённый Мифле, в свою очередь, подал донос на Чеберяк, по результатам которого на момент процесса она была осуждена на 8 месяцев тюрьмы за подчистки в заборной книжке
[44] и состояла под судом за бегство из полицейского участка, когда накануне убийства Андрея была задержана под чужим именем по подозрению в сбыте краденых драгоценностей. Эта официальная судимость сильно подорвала авторитет Чеберяк на процессе в качестве свидетельницы обвинения и "жертвы клеветы".
8.2. Присоединение Красовского к расследованию
Н. А. Красовский
Брошюра Бразуль-Брушковского "Правда об убийстве Ющинского и деле Бейлиса". СПб, 1913
Реально частное расследование вступило на правильный путь лишь в апреле 1912 года, когда к нему примкнул Красовский, раздражённый увольнением из полиции и стремившийся к профессиональной реабилитации. Он частным порядком узнал у околоточного Кириченко все выводы, к которым пришло следствие к тому времени, и опросил свидетелей, в частности подругу Чеберяк - Екатерину Дьяконову, которая сообщила ряд фактов о событиях в день убийства и в последующие дни. По словам Дьяконовой, около полудня 12 марта она вместе с сестрой Ксенией была у Чеберяк и застала там трёх человек: Сингаевского, Рудзинского и Латышева. Поведение их было необычным, в углу же у кровати лежал какой-то большой тюк, завёрнутый в ковёр. На ночь Чеберяк, оставшаяся одна, позвала их ночевать у себя, так как ей было страшно. То же повторилось на следующую ночь, но тогда на всех трёх женщин напал такой страх, что они бросились из квартиры и переночевали у Дьяконовых. Екатерина была уверена, что в ковре находилось тело Ющинского
[45].
Для добычи решающих доказательств Красовский через бывшего студента, связанного с революционными кругами, Махалина, подослал к Сингаевскому (единственному из шайки, кроме Чеберяк, остававшемуся на свободе) анархиста Амзора Караева, пользовавшегося авторитетом в уголовном мире и согласившегося выступить
агентом сыска ввиду общественной значимости дела Бейлиса. Караев испугал Сингаевского сообщением, что
жандармерия якобы готовит его арест по делу об убийстве Ющинского, и перепуганный Сингаевский, ища помощи, рассказал Караеву все обстоятельства убийства. Действительно, Рудзинский, Сингаевский и Латышев убили Андрюшу, так как, обдумывая цепь недавних провалов (арест Чеберяк при попытке сбыта краденого кольца - 8 марта; арест четырёх воров из притона Чеберяк - 9 марта; обыск на квартире Чеберяк - 10 марта) - заподозрили именно его как виновника ("через байстрюка провалились такие хорошие малины")
[46]. На вопрос, почему не "разделали" труп, то есть не избавились от него совершенно, Сингаевский ответил: "Так расписала министерская голова Рудзинского" (очевидно, именно Рудзинский задумал инсценировать ритуальное убийство). Латышев же, как выяснилось, оказался "в мокром деле слаб", и во время убийства его стошнило. Разговор об этом продолжился в присутствии Махалина, который, таким образом, выступил вторым свидетелем признания Сингаевского. Караев предложил Сингаевскому отдать ему вещи Андрея, чтобы он подкинул их какому-нибудь еврею. Однако эта попытка заполучить несомненную улику сорвалась, так как Сингаевский прежде хотел посоветоваться с Рудзинским и Чеберяк, те заподозрили неладное, появившиеся затем в газетах разоблачения окончательно демаскировали игру. Сингаевский же на суде отказался от сказанных Караеву и Махалину слов, и, таким образом, факты, изложенные Сингаевским в приватном разговоре с Караевым, не могли быть приняты в качестве юридической улики
[47] [48].
6 мая, за 11 дней до намечавшегося начала слушания дела Бейлиса, Бразуль-Брушковский подал подполковнику Иванову новое заявление с изложением добытых фактов и указанием на истинных убийц. 30-31 мая он опубликовал собранные данные в двух киевских газетах противоположной направленности - либеральной "Киевской мысли" и националистическом, монархическом и антисемитском "Киевлянине", издававшимся членом Государственного Совета
Д. И. Пихно (Пихно частным образом, через подполковника Иванова, был хорошо осведомлён о творящихся вокруг дела махинациях).
2 червня 1912 года в Думе была предпринята попытка возбудить по этому поводу министерский
запрос; попытка, однако, не увенчалась успехом из-за того, что срок III Думы подходил к концу, и через несколько дней она была распущена
[12]. Красовский был немедленно арестован по обвинению в должностных преступлениях, но оправдан судом; Амзор Караев был сослан в
Сибирь в административном порядке, и впоследствии, когда он был вызван свидетелем на процесс, были предприняты специальные секретные меры, чтобы он не попал на суд (он был на это время арестован). Однако игнорировать эти факты власти не могли, и дело Бейлиса
20 июня было отправлено на доследование
[8].
После этих публикаций появился новый
свидетель,
парикмахер Швачко, опознавший Рудзинского по портрету в газете. Летом 1911 года Швачко содержался под арестом вместе с Рудзинским. Швачко сообщил, что слышал ночной разговор между Рудзинским и другим профессиональным вором, Крымовским, при котором Рудзинский на вопрос Крымовского "а как же байстрюк?" ответил: "пришили его, стерву продажную". Ранее, по рассказу Крымовского, они планировали ограбление
Софийского собора, и можно было понять, что Андрея, обучавшегося в Духовном училище при соборе, предполагалось использовать в деле
[8] [49].
9. Доследование дела
Письмо Н.Машкевича петербургскому следователю по особо важным делам Середе, 14.03.1913: "Прошу немедленно допросить архимандрита Автонома, состоящего при архиепископе Антонии Волынском, что он рассказывал бывшему наместнику Почаевской Лавры Амвросию о ритуальных убийствах и откуда ему известно о существовании у евреев догмата крови. Допрос пришлите в Киев. Н.Машкевич".
В результате доследования, производившегося командированным по личному указанию Щегловитова из Петербурга Н. Машкевичем, обвинение пополнилось следующими уликами:
- Показания Веры Чеберяк, что Женя перед смертью говорил ей, что Андрюшу утащил Бейлис.
- Показания 9-летней дочери Веры, Люди (Людмилы) Чеберяк. Согласно им, придя к Бейлису за молоком незадолго до гибели Андрюши, дети увидели у него двух евреев в странных чёрных одеяниях, которых очень испугались. Вслед за тем Людя, Женя, Андрюша, Дуня Наконечная и другие дети пошли кататься на мяле и увидели, что к ним бежат "Мендель Бейлис и тот еврей, который торговал сеном на Татарке и жил у Менделя <Файвель Шнеерсон>. По тому же направлению к мальчикам с Менделем и торговцем сеном медленно бежал старый еврей, которого я раньше никогда не видела. Старик этот был с довольно длинной седой бородой. Дети Менделя также пустились было бежать, но затем остановились у того мяла, что ближе к дому, где жил Бейлис, и только смеялись". Бейлис поймал Женю и Андрюшу; "Женя как-то вывернулся и убежал домой (). Я видела лишь, как Мендель Бейлис тогда тянул Андрюшу за руку по направлению к нижней печке". Впоследствии, по словам Люди, Валя ей рассказала, что на её глазах Бейлис, старик и торговец сеном потащили Андрюшу к печке. "После этого Андрюши мы и не видели" [50] [51]. Эти показания стали ключевыми в обвинении [12], несмотря даже на то, что Дуня Наконечная (дочь М. Наконечного) рассказанное Людой начисто отрицала [32] [52].
10. Передача дела в суд
13 мая 1913 года доследование было закончено, и дело вновь передали в
суд. Переписка высших чиновников свидетельствует о том, что они осознавали слабость улик против Бейлиса и его очевидную невиновность.
Летом 1913 года И. Щегловитов вызвал в
Петербург начальника московского уголовного розыска
А. Кошко, считавшегося лучшим сыщиком в России, и поручил ему познакомиться с материалами дела и выявить
"возможно выпуклее всё то, что может послужить подтверждению наличия ритуала". После месячного изучения материалов дела А. Кошко заявил министру
[53] :
Я бы никогда не нашёл возможность арестовать и держать его [Бейлиса] годами в тюрьме по тем весьма слабым уликам, которые есть против него в деле.
Киевский генерал-губернатор А. Гирс писал министру внутренних дел Макарову
[54] :
По имеющимся у меня сведениям, процесс несомненно окончится оправданием обвиняемого за невозможностью фактически доказать его виновность в совершении приписываемого ему преступления.
Макаров, в свою очередь, писал Щегловитову 3 мая 1912 года
[54] :
Есть основания предполагать, что судебный процесс окончится оправданием обвиняемого за невозможностью доказать его виновность.
Макаров просил Щегловитова перенести процесс, чтобы предполагаемое оправдание Бейлиса на фоне широкого общественного интереса не повлияло на результат выборов в Государственную Думу.
Щегловитов и сам осознавал, что доказательства вины Бейлиса крайне слабы, и в беседах с членами судебного ведомства говорил, что возлагает надежду на умелого председателя суда и на счастливый случай
[53] :
Во всяком случае, дело получило такую огласку и такое направление, что не поставить его на суд невозможно, иначе скажут, что жиды подкупили меня и всё правительство.
11. Судебный процесс
11.1. Организация процесса
Состав суда. Второй справа А. Ф. Болдырев
Некоторые члены киевской судебной палаты считали, что дело должно быть прекращено за отсутствием улик. Председатель Киевского окружного суда Грабарь отказался вести дело. Он был заменён специально переведённым из
Умани А. Ф. Болдыревым, которому Щегловитов пообещал место председателя окружной судебной палаты
[8]. Среди сотрудников киевской прокуратуры не нашлось желающих выступать в суде в роли государственного обвинителя, и И. Щегловитов был вынужден отправить в Киев товарища прокурора Петербургского окружного суда О. Ю. Виппера, брата
известного историка.
Процесс начался в Киеве
25 вересня 1913 года и длился более месяца.
Кроме Виппера, обвинение представляли два поверенных гражданской истицы - матери Ющинского: член фракции правых в 4-й Государственной думе Георгий Замысловский и известный адвокат-антисемит
[53] [55] А. Шмаков. Бейлиса защищали киевский адвокат Д. Григорович-Барский, который, однако, был мало заметен на процессе, где первую роль играл цвет столичной адвокатуры:
А. Зарудный,
Н. Карабчевский,
В. Маклаков и
О. Грузенберг; последний был единственным евреем среди защиты. В числе доверенных лиц подсудимого в суде участвовал также
В. Д. Набоков, присутствовавший как корреспондент
газеты "Речь" [56].
Председатель, вначале ведший процесс достаточно корректно, под конец принял откровенно обвинительный уклон. Так, с целью дискредитации Караева по требованию обвинения и вопреки протестам защиты было оглашено письмо заключённого анархиста Феофилактова, найденное у него при обыске и содержащее намёки на провокаторство Караева и на крупное материальное вознаграждение, в том числе за участие в "деле Бейлиса". При этом не только не были оглашены объяснения Феофилактова на допросе, но и (вопреки закону) скрыто от присяжных его письмо, направленное суду; в нём Феофилактов объяснял, что лишь пересказывал тёмные слухи, надеясь тем самым вызвать Караева на откровенный разговор
[8] [57].
-
Гражданский обвинитель Г. Г. Замысловский
Гражданский обвинитель А. С. Шмаков
-
Защитник О. О. Грузенберг
Защитник Н. П. Карабчевский
-
11.2. Версия обвинения
Согласно версии обвинения, Ющинский пал жертвой давно задуманного
жертвоприношения, приуроченного к закладке
синагоги на кирпичном заводе (согласно данным следствия, за 5 дней до убийства на заводе было заложено здание, которое по документам проходило как столовая, но фактически строилось под синагогу, для получения разрешения на строительство которой была необходима длительная бюрократическая процедура
[58]). Для жертвоприношения Ющинского из-за границы специально приехали
цадики. Ющинский был давно намечен в качестве жертвы, за ним была установлена слежка; сначала предполагалось, что его похитит знакомый Бейлиса, Файвел Шнеерсон, якобы происходящий из знаменитого
рода любавичских цадиков; он будто бы по первоначальному плану должен был заманить Андрея на завод, пообещав ему показать отца (которого Андрей мечтал найти). Однако так как Андрей сам пришёл на завод с детьми, то его и похитил Бейлис, унеся в печь, где и было совершено жертвоприношение.
Впрочем, относительно места жертвоприношения у обвинения впоследствии возникла новая версия - во время следствия на заводе сгорела конюшня вместе с расположенной рядом с ней конторой, и в результате местом преступления стали называть контору у конюшни, а её пожар - попыткой скрыть следы. Примечательно, что конюшня сгорела за два дня до назначенного следствием её осмотра при невыясненных обстоятельствах
[59].
Затем тело мальчика было вынесено через дырку в заборе и скрыто в пещере. В качестве сообщников Бейлиса в материалах дела предполагались приезжавшие из-за границы цадики Этингер и Ландау
[15]. Все нестыковки, противоречащие показания и т. д. объяснялись обвинением как проявления всеобъемлющего еврейского заговора, в результате которого удалось якобы запугать и подкупить всех свидетелей и даже следователей (Красовского и Мищука). Специальные проявления этого заговора обвинение видело в действиях Марголина и Бразуль-Брушковского, разбору которых была посвящена значительная часть обвинительного заключения.
11.3. Свидетельские показания
На суде выяснилась лживость свидетельств, на которых основывалось обвинение.
Дуня Наконечная и на допросе, и на
очной ставке опровергла показания Люды Чеберяк, с возмущением вскричав на её рассказ: "Кто же нас прогнал? Ты вспомни, а потом будешь врать!", после чего Люда расплакалась, пояснив: "я боюсь!"
[60] Сама Люда с искренним ужасом заявила: сыщики грозили ей, что, если она не будет показывать, как нужно, её постигнет судьба Жени; но при этом, вопреки стараниям обвинения, упорно показывала не на Выгранова и не на Красовского, а на Полищука, выступившего непосредственно перед ней с обширными показаниями в защиту ритуальной версии
[61]. Выяснилось также, что зимой 1911 года дети никак не могли ходить к Бейлису за молоком, так как Бейлис к тому времени давно продал корову и сам покупал молоко у некоей Быковой
[62]. Кроме того, допросы многочисленных рабочих завода выяснили, что 12 марта на заводе была работа, возчики вывозили кирпичи, то есть незаметно совершить преступление было трудно, а сам Бейлис в это время был в конторе, где он работал безвылазно. Василия Чеберяка защита поймала на том, что его рассказ (якобы со слов Жени), как Бейлис и два раввина схватили и потащили Андрюшу к печке, противоречит его первоначальным показаниям следователю, кончавшимся словами: "куда Андрюша побежал, я не знаю и об этом Женю не спрашивал"
[63]. Свидетельница Чеховская показала, что в её присутствии в комнате свидетелей Вера Чеберяк подучивала мальчика Назара Заруцкого показать, будто Бейлис на его глазах схватил Андрюшу, но тот отказался; это же заявил и сам мальчик, подтвердив на очной ставке с Чеберяк (несмотря на явное давление обвинения и самой Чеберяк)
[64]. Таинственные "цадики" Этингер и Ландау, оказавшиеся родственниками заводовладельца Зайцева, приехали на процесс и дали показания, оконфузив обвинение: Ландау оказался проживающим в Париже автором модных опереток, а Этингер - крупным австрийским коммерсантом и землевладельцем и к тому же лютеранином
[65] [66] [67].
Шнеерсон и Бейлис на суде
Шнеерсон также выступил на суде в качестве свидетеля и оказался участником
русско-японской войны, мелким торговцем
сеном, очень далёким родственником, если вообще не случайным однофамильцем любавичских ребе и человеком, религиозно совершенно индифферентным (он уверял даже, что никогда не слыхал ни о хасидах, ни о любавичских Шнеерсонах)
[68].
Шаховские, как указывалось, дали путаные показания, из которых следовало, однако, что их подучивали показать на Бейлиса Полищук и Выгранов и что Шаховский был избит, причём он не отрицал, что людьми Чеберяк; Шаховский подтверждал разговор с Женей и рассказ о том, как детей прогнал человек с чёрной бородой, но теперь отрицал, что Женя говорил о Бейлисе; Ульяна Шаховская вообще отказывалась от того, что говорила на следствии. Козаченко на суд не явился, были зачитаны его письменные показания, которые, однако, не подтвердил их сокамерник Кучерявый, и прямо опровергали письменные же показания Пухальского, писавшего письмо Бейлиса
[69].
11.4. Вера Чеберяк на суде
Отчёт в "Киевской мысли" о 14-м дне процесса. (допрос Марголина и его очная ставка с Верой Чеберяк, с портретами Болдырева, Марголина и Веры Чеберяк)
Фактически в центре процесса оказался не Бейлис (о нём на протяжении целых дней даже не упоминали), а Вера Чеберяк. На суде она демонстрировала незаурядное хладнокровие и находчивость. Корреспондент "Нью-Йорк Таймс" писал:
"Чеберяк продолжает быть в центре внимания на процессе; она сидит с выражением сфинкса, и, поставленная лицом к лицу со свидетелями, показывающими против неё, всегда находит ответ" [27]. Тем не менее, благодаря многочисленным показаниям Чеберяк предстала явной уголовницей, причём сама этому помогла: помимо вскрывшихся попыток склонить к лжесвидетельству мальчика Заруцкого, она также прямо в зале суда принялась угрожать свидетельнице Черняковой, которая сделала соответствующее заявление, прибавив: "ведь она может всё сделать"
[70]. В конце концов даже гражданский обвинитель Шмаков признал правдоподобным, что Чеберяк может быть соучастницей убийства, однако - только как сообщница Бейлиса
[71]. Следует отметить, что, как показывает интимный дневник Шмакова, в реальности он не сомневался, что убийство Ющинского - дело рук Чеберяк
[72].
11.5. Махалин и Сингаевский на суде
Велике
враження на публіку справили події 17-го і 18-го днів процесу: допит Махалина, потім допит Сингаївського і його очна ставка з Махалін. Махалін справив сприятливе враження на публіку. Сингаївський все заперечував, вказуючи як на
алібі на те, що в ніч на 13 березня він, Рудзинський і Латишев пограбували оптичний магазин на
Хрещатику (Сингаївський і Рудзинський з тією ж метою встановлення алібі зізналися в цьому в березні 1912 року, і справа за цим епізодом було швидко припинено). Питання Грузенберг, чому
крадіжка, вчинена в ніч на 13-е, несумісна з вбивством, подією вранці 12-го числа, поставив його в глухий кут. Однак на допомогу злодієві прийшло звинувачення: Замисловський почав за нього пояснювати, що для пограбування потрібна ретельна підготовка і тому одне з іншим ніяк не сумісно; Сингаївському залишалося тільки підтакувати. Під час очної ставки з Махалін Сингаївський зніяковів, а за виразами очевидців, навіть показав ознаки "тваринного страху"
[8]; він кілька хвилин мовчав, так що виникло повне враження, що він ось-ось зізнається. Однак втрутився прокурор, який доброзичливим тоном почав задавати Сингаївському навідні запитання. Все це справляло враження прямого спільництва звинувачення з кримінальниками.
"Не можна не вважати надзвичайно своєрідним положення, при якому обвинувачам доводиться захищати від судового уваги тяжко запідозрених осіб", - писав Короленко
[73]. При цьому Сингаївський, хоча і не підтвердив участі у вбивстві, підтвердив знайомство з Караєва і Махалін і ряд другорядних деталей їхніх показань, що сильно підняло до них довіру, так що, за свідченням поліцейського аналітика Любимова, публіка після цього не сумнівалася, що Бейліс буде виправданий
[27] [47] [67] [74] [75].
11.6. Експертизи
В ході процесу проводилися медична, психіатрична і богословська експертизи
[76], які повинні були з'ясувати, чи було вбивство А. Ющинського ритуальним. Офіційна
медична експертиза Оболонського та Туфанова (Оболонський на той час помер, і його місце на лаві експертів займав професор Косоротов) була оскаржена професорами А. А. Кадьяном, Є. В. Павловим (лейб-хірург) та
В. М. Бехтерева. За професором Кадьяну,
"при одержуваних пораненнях Ющинського, звичайно, кров губилася, але якщо говорити про особливе знекровленні, то на це немає даних". Згідно
лейб-медику Павлову,
"Уколы в область сердца дают, как и пулевые ранения, колоссальное кровоизлияние внутрь и незначительное наружу. Эти раны не есть средство для получения крови. Собирать кровь из ран гораздо удобнее было из одной большой раны, если бы такая рана была нанесена Ющинскому Убивать человека без крови нельзя, и судить о том, какой был план у убийц, нельзя" [7] Бехтерев также подтвердил, что фактически на правом виске было 14 ран
[77], как и отметил д-р Карпинский при первом вскрытии
[78], а не 13, как утверждало обвинение, придавая этому числу
каббалистический смысл и видя в нём один из главных признаков ритуальности убийства (одна рана была двойной, от двух совпавших ударов).
При этом эксперты - медик профессор Косоротов и
психиатр профессор
И. А. Сикорский (известный в Киеве
русский националист [79] [80], отец
авиаконструктора) - поддерживали версию обвинения. Согласно книге Тагера, Косоротов - как выяснилось после
Февральской революции, получил за это 4000 рублей из секретных сумм Департамента Полиции
[81] [82]. Защита протестовала против экспертизы Сикорского, указывая, что в обширной речи о еврейских ритуальных убийствах он далеко вышел за рамки своей компетенции как эксперта-психиатра; однако суд оставил этот протест без внимания. Экспертиза Сикорского вызвала взрыв возмущения в профессиональной среде: так, профессор
В. П. Сербский характеризовал её выражениями самого Сикорского, как "сложное квалифицированное злодеяние"
[83]; "Журнал невропатологии и психиатрии" утверждал, что Сикорский "скомпрометировал русскую науку и покрыл стыдом свою седую голову", и т. д.
[84] Общество психиатров специальной резолюцией признало экспертизу Сикорского "псевдонаучной, не соответствующей объективным данным вскрытия тела Ющинского и не согласующейся с нормами устава уголовного судопроизводства"
[7].
В богословской экспертизе со стороны защиты участвовали видные
гебраисты : академик
П. К. Коковцов, считающийся одним из крупнейших гебраистов и семитологов эпохи
[85] [86] [87] [88] [89]; профессор Петербургской духовной академии И. Г. Троицкий, крупный еврейский религиозный деятель - московский казённый раввин
Я. Мазе, а также профессор П. В. Тихомиров, доказавшие абсурдность обвинения евреев в употреблении крови для ритуальных целей. Ранее, при первой передаче дела в суд, в этом же свете была представлена экспертиза профессора Киевской духовной академии
А. Глаголева.
Ни один из представителей православной церкви не согласился выступить экспертом обвинения, и подтверждение наличия ритуальных убийств в еврейской религии было поручено католическому
ксёндзу из
Ташкента Иустину Пранайтису, направленному - фактически сосланному - в Среднюю Азию за аферы и судившемуся по обвинению в шантаже
[8] [82] [90]. Пранайтис доказывал, что
иудаизм предписывает ненависть ко всем неевреям и ритуальные убийства, цитируя при этом
Талмуд и каббалистические трактаты
[91]. Однако защита уличила его в полном незнании еврейской религиозной литературы (он не смог ответить на целую серию вопросов, содержавших названия частей Талмуда); он отказался указать в еврейском тексте книги названные им места и в конце концов признался, что цитировал Талмуд по фальсифицированному немецкому переводу. Другим невольным разоблачителем Пранайтиса оказался Шмаков: стремясь уличить еврейскую религию в человеконенавистничестве на материале не только Талмуда, но и
Ветхого Завета, он задал Пранайтису ряд вопросов по
Библии, от ответа на которые тот предпочёл уклониться
[92]. Согласно полицейскому отчёту, "ввиду дилетантских знаний, ненаходчивости экспертиза Пранайтиса имеет весьма малое значение"
[8]. Видные гебраисты Троицкий и Коковцов, а также Тихомиров, указывали на принципиальный запрет употребления крови в пищу, содержащийся в еврейской религии, и доказывали, что еврейская религиозная традиция признаёт универсальную нравственность и моральные обязанности евреев перед неевреями, если последние исполняют т. н. "
Семь заповедей Ноя " (общие правила нравственности, данные, согласно традиции, всему человечеству), и что талмудическую мораль вполне можно выразить евангельской формулировкой: "яко же хощете, да творят вам человецы, и вы творите им такожде"
[93]. Слабой стороной выступлений учёных-гебраистов было то, что они обнаружили плохое знакомство со специфической антисемитской литературой, в результате чего они не смогли дать определённого ответа на некоторые вопросы Замысловского и Шмакова, основанные на этой литературе. В других случаях, однако, они наряду с Тихомировым и Мазе продемонстрировали у оппонентов подлоги в переводах и произвольное толкование вырванных из контекста цитат
[94].
11.7. Захист
Адвокаты в своих выступлениях доказали несостоятельность обвинения. Маклаков В. А. указывал на следующие факты, свидетельствующие о виновности Чеберяк:
- Андрюша перед смертью пошёл именно к Чеберяковым, однако Вера это скрыла.
- Вплоть до ареста Бейлиса и публичных разоблачений Бразуль-Брушковского Вера не сообщала о том, что якобы со слов её детей Андрюшу похитил Бейлис - даже тогда, когда сама была заподозрена и арестована.
- Показания Кириченко, что мать запрещала Жене "болтать" об убийстве.
- Показания фонарщика Шаховского, который последним видел Андрюшу у дома Чеберяков вместе с Женей.
- Обстоятельства смерти Жени Чеберяка (тот факт, что мать забрала умирающего ребёнка из больницы, что можно объяснить только желанием держать его под постоянным контролем; предсмертный бред Жени как свидетельство, что его преследовали сцены убийства; поведение Веры, до последней минуты вымогавшей у сына заявление о её невиновности).
Также Маклаков указывал на факты откровенной пристрастности следствия: Чеберяк, несмотря на улики, не была
арестована, и
улики против неё не проверялись; волосы, найденные на трупе Андрюши, сравнивались только с волосами Бейлиса, но не других подозреваемых; глина на трупе и одежде сравнивалась с глиной завода Зайцевых, но не с глиной дома Чеберяк; не был должным образом исследован ковёр из дома Чеберяк, в который, по свидетельству Екатерины Дьяконовой, в ночь после убийства было завёрнуто "что-то плотное" и на котором были обнаружены предположительно пятна крови, и т. д. Касаясь обвинений против Бейлиса, защита отметала ключевое показание малолетней Люды Чеберяк, указывая на
абсурдность самого предположения, что похищение ребёнка, состоявшееся среди белого дня на глазах у многих свидетелей, не стало немедленно известным (фактически эту абсурдность признавало и обвинение, однако отказывалось комментировать). "Ведь это только в курятнике можно гоняться за цыплёнком на глазах у публики!" - иронически заметил Григорович-Барский. Защита также отвергла показания Козаченко как провокаторские и, более того, абсурдные (Наконечный, которого Бейлис якобы хотел отравить, неизменно давал благоприятные Бейлису показания), при этом охарактеризовав письмо Бейлиса следующим образом: "Именно такое письмо и мог написать человек невиновный, который не знает, за что его держат, кто его оговаривает. И он поручает жене - узнай, кто ложно на меня показал"
[47]. Показания Шаховских против Бейлиса, которые и послужили поводом для привлечения Бейлиса, Маклаков не рассматривал, так как он на суде их не подтвердил; вслед за ним Григорович-Барский с иронией говорил о том, что Шаховский "17 раз менял свои показания", не говоря уже о ссылках на "пьяную Волкивну", которая даже и физически не могла видеть событий, происходящих на заводе.
Маклаков также отметил, что повторная
экспертиза опровергла данные, на которых основывается обвинение: мальчик не был раздет перед убийством, а убит в одежде; руки в момент убийства у него не были связаны (их связали только после смерти); убивали его в бессознательном состоянии, предварительно нанеся сильные удары в голову; версия, что из мальчика намеревались выпустить кровь, новыми экспертизами не подтверждается, ни одна из важнейших
артерий не была задета, раны были колотые, а не резаные; удары наносили, метя в сердце, то есть целью убийц было исключительно само убийство. По версии защиты, убийство произошло спонтанно, и именно этим объясняется его зверский характер: не имея под рукой соответствующего орудия, убийцы долго тыкали оглушённого мальчика каким-то острым предметом - видимо,
шилом, - пытаясь попасть в сердце, пока он наконец не умер. После же этого они решили инсценировать "еврейское ритуальное убийство" и с этой целью проделали все последующие манипуляции с трупом, а также, возможно, распространили на похоронах соответствующие листовки
[47].
В речи выступившего вслед за Маклаковым Грузенберга содержалось подробное обоснование вины Чеберяк с рассмотрением всех улик против неё и опровержением выдвигавшихся обвинением возражений
[95]. В частности, Грузенберг обратил внимание судей на косвенное признание Сингаевского: на вопрос, действительно ли ему предлагали подкинуть вещи Ющинского "цадику", он ответил: "это Махалин предлагал". Однако, отмечает Грузенберг, такое предложение имело бы смысл только после того, как Сингаевский признался Махалину, что он причастен к убийству и знает, где эти вещи. Зарудный посвятил свою речь в основном опровержению доводов обвинения в области "кровавого навета"
[96]. Григорович-Барский продемонстрировал ничтожность улик непосредственно против Бейлиса
[97].
11.8. Присяжные заседатели
Присяжные заседатели были тщательно подобраны: в их число вошли семь крестьян, два
мещанина, три мелких чиновника. Как отмечал
Василий Шульгин, "по этому поводу в Киеве было много толков и пересудов. Когда по мелкому уголовному делу суд имел в своём распоряжении среди присяжных трёх профессоров, десять людей интеллигентных и только двух крестьян, в деле Бейлиса из двенадцати человек десять учились лишь в сельской школе, а некоторые были вообще малограмотными"
[12]. По словам полицейского чиновника Дьяченко, "улики против Бейлиса очень слабы, но обвинение поставлено прилично; серый состав присяжных может обвинить ввиду племенной вражды". Впоследствии выяснилось, что пять присяжных, включая старшину, были членами Союза русского народа. За присяжными была установлена непрерывная слежка, как до начала процесса, так и во время самого процесса: на процессе присяжные были изолированы от "остального мира" и при этом обслуживались жандармами, переодетыми в судебных приставов, которые регулярно доносили о настроениях жюри и подслушанных репликах
[8].
Присяжные
Ещё до вынесения приговора, комментируя состав присяжных по данному делу и возможный результат суда, Короленко написал
[98] :
Правда, испытание, которому оно подвергнуто на глазах у всего мира, тяжёлое, и если присяжные выйдут из него с честью, это будет значить, что нет уже на Руси таких условий, при которых можно вырвать у народной совести ритуальное обвинение.
Подбирая именно такой состав присяжных для данного дела, власти рассчитывали на глубоко укоренённый в простом народе антисемитизм. Однако этот их расчёт не оправдался.
[99]
Список
присяжных заседателей, оправдавших Бейлиса
[100] [101] :
- Митрофан Кондратьевич Кутовой - крестьянин села Хотово;
- Савва Феодосьевич Мостицкий - киевский извозчик;
- Георгий Алексеевич Оглоблин - чиновник;
- Константин Степанович Синьковский - служащий почты;
- Порфирий Лаврентьевич Клименко - крестьянин, работник Демиевского винного склада в Киеве;
- Митрофан Иванович Тертычный - житель села Борщаговки;
- Пётр Григорьевич Калитенко - служащий киевского вокзала;
- Фауст Яковлевич Савенко - крестьянин из села Кожуховки;
- Архип Григорьевич Олейник - крестьянин из Гостомеля;
- Иоасаф Антонович Соколовский - крестьянин;
- Иван Григорьевич Перепелица - домовладелец на Вознесенском спуске, контролёр киевского трамвая;
- Макарий Давыдович Мельников - губернский секретарь, помощник ревизора контрольной палаты, старшина присяжных.
11.9. Вирок
На думку
В. Г. Короленко, председательское резюме по делу было необъективным и фактически напоминало новую обвинительную речь, что вызвало
протестзащиты
[8] [102]. Присяжным было задано два вопроса: о факте убийства и о виновности Бейлиса; при этом в первом вопросе были объединены вопрос о самом факте убийства, месте его и способе. Получилось, что, признавая факт убийства, присяжные должны были одновременно признать, что оно было совершено на заводе Зайцева путём многочисленных ударов колющим оружием в целях обескровливания
[103].
Присяжные по первому вопросу вынесли положительный вердикт, по второму (о виновности Бейлиса) - отрицательный, и
28 жовтня 1913 года в 6 часов вечера Бейлис был оправдан.
Следует отметить, что в литературе, главным образом антисемитского характера, фигурирует версия, будто голоса присяжных разделились поровну. Утверждение впервые появилось сразу же после процесса в петербургской газете "
Новое время "
[104] [105] со ссылкой на слова присяжного, якобы по секрету признавшегося матери Ющинского. Существует рассказ, что при первоначальном обсуждении вердикта за обвинительный приговор высказалось семь человек; но когда приступили к окончательной подаче голосов, один из присяжных, крестьянин, встал, перекрестился на икону и сказал:
"нет, не хочу брать греха на душу - не виновен!" [106] Однако, как указывают противники версии разделения голосов, голосование присяжных вообще не могло стать известным, так как составляло тайну совещательной комнаты, которую охранял закон
[105].
12. Дальнейшая судьба Бейлиса и других вовлечённых в процесс лиц
Бейлис с семьёй после освобождения
Вскоре после окончания дела Бейлис вместе с семьёй уехал из России. Он жил некоторое время в
Палестине и умер в
1935 году в
США, написав книгу "История моих страданий"
[107]. Книга вышла на
идише и впервые переведена на
русский язык была лишь в
2005 году [108] [109].
Временное правительство создало по данному делу чрезвычайную следственную комиссию. Эта комиссия арестовала Щегловитова, Макарова, Белецкого, Виппера и многих других участников процесса. Однако расследование не было завершено в связи с Октябрьской революцией и ликвидацией Временного правительства
[54].
Министр юстиции Щегловитов (считается, что именно он дал указание расследовать дело как ритуальное убийство) был расстрелян большевиками
[54] [59].
В
1919 году была расстреляна Вера Чеберяк. Суд над ней длился примерно 40 минут - в киевской ЧК. Арестованный в том же году в Киеве чекист отмечал в своих показаниях, данных белым, что "Веру Чеберяк допрашивали все евреи-чекисты, начиная с Сорина" (председателя ЧК Блувштейна). При этом комендант ЧК Фаерман "над ней издевался, срывая с неё верхнее платье и ударяя дулом револьвера Она отвечала: вы можете со мною делать что угодно, но я что говорила от своих слов и сейчас не откажусь Говорила на процессе Бейлиса я сама меня никто не учил и не подкупал". Её тут же расстреляли
[59].
Прокурор Виппер был обнаружен в
Калуге в роли советского чиновника в губернском продовольственном комитете и отправлен московским
революционным трибуналом в 1919 году в советский концлагерь как "способствовавший царскому правительству в инсценировании дела Бейлиса".
[54]
Арнольд Марголин стал членом Верховного суда
Украинской народной республики, во время
Директории с
1918 года Марголин работал заместителем министра иностранных дел, а затем дипломатическим представителем в
Великобритании. Помер у
1956 году в
США [110].
Василий Маклаков во время
Февральской революции стал комиссаром Временного комитета
Государственной думы в Министерстве юстиции. В дальнейшем стал активным деятелем русской эмиграции, умер в
1957 году в
Швейцарии.
13. Общественный резонанс
В. Г. Короленко на процессе Бейлиса
Открытка, посвящённая Бейлису, с текстом его последнего слова на суде
Бейлис царю: "Ваше Величество знает, кто убийца!" Карикатура
Процесс до настоящего времени известен общественным резонансом в печати, как левой, так и правой. Большинство представителей русской общественности выступили против нового
кровавого навета.
Вже
30 листопада 1911 годa был опубликован протест, озаглавленный "К русскому обществу (по поводу кровавого навета на евреев)", составленный
Владимиром Короленко и подписанный писателями, учёными и общественными деятелями. Среди 82 известных литераторов и общественных деятелей воззвание подписали, помимо самого Короленко,
Зинаида Гиппиус,
Дмитрий Мережковский,
Александр Блок [111],
Максим Горький,
Фёдор Сологуб,
Леонід Андрєєв,
Вячеслав Иванов. В этом воззвании напоминалось, что изначально "кровавый навет" возводился на первых христиан, и в частности упоминается, что
греческий патриарх Григорий назвал легенду об употреблении евреями христианской крови "
внушающим отвращение предрассудком нетвёрдых в вере людей ".
Кампания протеста против дела Бейлиса носила мощный международный характер. В марте 1912 года в Германии появился протест, подписанный 206 представителями немецкой интеллигенции, включая
Томаса Манна,
Герхарда Гауптмана и
Вернера Зомбарта; вслед за тем появился протест 240 английских общественных деятелей, который подписала вся верхушка церкви во главе с
архиепископом Кентерберийским, спикер
палаты общин, бывший президент Академии Художеств
Эдвард Джон Пойнтер,
Герберт Уэллс,
Оливер Лодж,
Остин Чемберлен,
Артур Бальфур,
Джеймс Джордж Фрэзер,
Томас Харди и др. Во французском протесте, собравшем 150 подписей, приняли участие
Анатоль Франс и
Октав Мирбо [27].
Среди защитников Бейлиса были такие видные русские националисты и антисемиты
[112] [113] [114] [115] [116], как редакторы газеты "
Киевлянин "
Дмитрий Пихно и - после смерти последнего -
Василий Шульгин. Пихно 30 мая 1912 года под заголовком "Вы сами приносите человеческие жертвы!" опубликовал в газете разоблачения Красовского, тотчас ставшие предметом обсуждения в Думе. Шульгин с первого же дня суда начал публикацию в "Киевлянине" серии статей с резкой критикой обвинения
[12] :
Не надо быть юристом, надо быть просто здравомыслящим человеком, чтобы понять, что обвинение против Бейлиса есть лепет, который любой защитник разобьёт шутя. И невольно становится обидно за киевскую прокуратуру и за всю русскую юстицию, которая решилась выступить на суд всего мира с таким убогим багажом.
Правительство боролось с критиками процесса при помощи репрессивных мер. Всего во время процесса и в связи с ним было зафиксировано 66 случаев репрессий против печати: было наложено 34 штрафа на сумму 10 400 рублей, конфисковано 30 изданий, в 4 случаях редакторы подверглись аресту, 2 газеты закрыты до суда
[66]. Репрессиям подвергся даже монархический "Киевлянин": номер газеты от 27 сентября с передовицей Шульгина, в которой Чаплинский обвинялся в том, что, действуя в угоду черносотенцам, он "запугал своих подчинённых и задушил попытку осветить дело со всех сторон", был конфискован. Сам Шульгин в 1914 г. был по этому обвинению приговорён к трёхмесячному тюремному заключению за клевету, но не был арестован как депутат Думы, а вскоре император отменил приговор
[12]. К трёхмесячному аресту был приговорён также Маклаков, опубликовавший статьи, в которых писал, что приговор присяжных спас доброе имя суда, и издатели его статей, редактора газет "Русские ведомости" и "Русская мысль"; приговор, однако, не был приведён в исполнение, так как судебная палата намеренно тянула с рассмотрением кассационной жалобы вплоть до революции
[117]. В 1913-1915 годах судебному преследованию
подверглись 25 адвокатов Санкт-Петербургской судебной палаты в связи с их коллективным заявлением, осуждающим процесс.
Процесс активно обыгрывался в сатирической литературе, включая журналы "
Сатирикон " и "Новый Сатирикон". Первый опубликовал поэму В. Князева "Бейлисиада" - её название быстро стало нарицательным; второй посвятил процессу специальный номер, конфискованный властями. В нём, в частности, был опубликован
"Полный словарь слов" Фомы Опискина (псевдоним
Аркадия Аверченко), содержавший такие разъяснения
[118] :
А - Абвинительный приговор - слово, которое с особенным смаком писалось не совсем грамотными правыми газетами. Как известно, ажидания их не аправдались.
У - Убийцы - люди, присутствовавшие на свидетельской скамье. О них на суде не говорили как об убийцах, потому что о присутствующих вообще не принято говорить.
Ф - Фемида - Женщина, всё время придерживающая рукой повязку на глазах, чтобы компания Веры Чеберяк не украла её.
В знак протеста против дела Бейлиса устраивались забастовки, студенческие сходки и пр.
[8]; в случае вынесения обвинительного вердикта в Петербурге готовилась всеобщая забастовка
[119].
В то же время черносотенная пресса продолжала антисемитскую кампанию. Так, орган "Союза русского народа" газета "Земщина" писала:
[53]
Милые, болезные вы наши деточки, бойтесь и сторонитесь вашего исконного врага, мучителя и детоубийцу, проклятого от Бога и людей, - жида! Как только где завидите его демонскую рожу или услышите издаваемый им жидовский запах, так и мечитесь сейчас же в сторону от него, как бы от чумной заразы
Газета "
Русское знамя " прямо призывала к
геноциду евреев
[120] :
Правительство обязано признать евреев народом, столь же опасным для человечества, сколь опасны волки, скорпионы, гадюки, пауки ядовитые и прочая тварь, подлежащая истреблению за своё хищничество по отношению к людям и уничтожение которых поощряется законом Жидов надо поставить искусственно в такие условия, чтобы они постоянно вымирали: вот в чём состоит ныне обязанность правительства и лучших людей страны.
В последний день процесса,
28 октября 1913 года, члены монархической организации "Двуглавый орёл" отслужили панихиду по Андрею Ющинскому в
Софийском соборе, который находился напротив здания суда. Как считалось, собравшаяся перед собором толпа была готова начать еврейский погром, сигналом к которому должно было послужить объявление обвинительного приговора
[12].
Карикатура на "Дело Бейлиса" из правой газеты "
Казанский Телеграф ": "Гиб-а кик Иоссель, дус ис Бейлис" ("Посмотри, Иоська, это Бейлис")
Из известных представителей русской интеллигенции в поддержку "ритуальной" версии выступил
Василий Розанов, опубликовавший на страницах газеты "Новое время" серию статей "Обонятельное и осязательное отношение евреев к крови" (за что был исключён из "
Религиозно-философского общества "
[121]), а также, под влиянием идей Розанова, o.
Павел Флоренский. С резкой критикой подготовленного Короленко протеста выступил в журнале "Церковный Вестник" профессор Санкт-Петербургской Духовной Академии
А. Бронзов.
До сегодняшнего дня ответ присяжных на первый вопрос суда, в котором факт убийства, место его совершения и характер были объединены вместе, даёт повод сторонникам кровавого навета утверждать, что факт ритуального убийства был доказан в суде
[122].
Деятели самых разных политических взглядов полагали, что правительство настолько тесно связано с процессом, что всякие выступления против обвинения Бейлиса носят антиправительственный характер. Так, русский националист
Михаил Меньшиков упрекнул Шульгина за его статьи
[123] :
Лучше бы серьёзному органу с традициями "Киевлянина" не ставить бездоказательных обвинений против власти, особенно в момент, когда она находится в осаде со стороны враждебных России сил. Своей травлей против прокуратуры разве не присоединяется г-н Шульгин к еврейскому террору? () Г-н Шульгин хорошо знает, что следствие велось под наблюдением не только киевского прокурора палаты, но и самых высших чинов юстиции. () Прилично ли в таком случае ещё до суда публично опорочивать столь серьёзно поставленное обвинение?
Ту же мысль, хотя и в других выражениях, высказывал и социал-демократ
Лев Троцкий [66] :
Так как банда "ритуалистов", начинающаяся убийцами мальчика, киевскими ворами, и продолжающаяся полицейскими и судебными властями, увенчивается царём всея России, то агитация против кровавого навета, независимо от воли либеральных политиков и редакций, приняла явно революционный анти-монархический характер.
Лев Троцкий назвал результат процесса "моральным банкротством" правительства
[66]. "Процесс Бейлиса - это полицейская Цусима, которую никогда не простят", - писал полицейский чиновник Любимов, назначенный анализировать ход процесса
[8] "Судебной Цусимой" вслед за Любимовым процесс называли также А. Тагер и А. Солженицын
[8] [59].
Особенно красноречивыми казались откровенные попытки обвинения и вообще властей, на процессе и вне его, выгородить Чеберяк и её сообщников - то есть фактическое сообщничество правительства и верховной власти с уголовниками
[8].
"Двухэтажный дом <Чеберяковых> на Юрковской взят под защиту, и сомневаться в его благонадёжности стало прямо опасно <> Над домом <> как будто реет некое невидимое патриотическое знамя", - писал Короленко
[73]. По ироническому выражению Троцкого, полиция
"так яростно штрафовала и конфисковала газеты за разоблачения воровской банды Чеберяк, как если бы дело шло о непосредственном оскорблении величества" [66].
Оправдание Бейлиса значительно успокоило общественное мнение, ибо не был осужден невинный.
[8] Короленко писал о своем впечатлении о исходе процесса: " Радость была огромная Такая общая радость, такой поток радости, что в нем прямо потонуло впечатление от тысячи черносотенцев, собравшихся темным пятном у Софийского собора Я рад, что видел это собственными глазами"
[8] [124].
- А. С. Тагер
Показательно и то, что сложилась парадоксальная ситуация, когда даже такие убеждённые монархисты, как Пихно и Шульгин, выступили против действий правительства, воспринимавшихся ими как безумные. Выражая это впечатление, Троцкий писал
[66] :
После своих восьмилетних попыток приспособиться при помощи мнимо-конституционных учреждений к новым потребностям общественного развития, не поступаясь ничем из своих исторических прав, царизм предстал перед страною, как чисто паразитическая организация с явно выраженным уголовно-люмпенским характером. Обнажив необходимую пропасть между сословно-черносотенной монархией и всеми исторически-жизненными общественными классами и дав возможность обеим сторонам заглянуть в эту пропасть до дна, киевский процесс тем самым сделал огромную политическую работу и вошёл в историю России, как предзнаменование новой эпохи глубоких революционных сотрясений.
14. Дело Бейлиса в кино
Первый документальный фильм по материалам частного расследования И. Красовского и С. Бразуль-Брушковского снял оператор В. Добржанский для киевского кинотеатра "Экспресс" Ю. Шанцера. Фильм показывался в августе
1912 года на закрытых просмотрах и за границей. Ещё один документальный фильм сняла
фирма братьев Пате. Но он вышел в
1913 году и был запрещён в России
[125].
Одновременно с документальными фильмами прямо во время процесса режиссёром
Иосифом Сойфером были начаты съёмки художественного фильма "Тайны Киева, или Процесс Бейлиса". Фильм был продан за границу и шёл в разных странах Западной Европы и США
[125].
Після революції в
1917 году Николай Брешко-Брешковский снял ещё один художественный фильм "Вера Чеберяк"
[126] [127].
В
1993 году режиссёр
Григорий Илугдин снял документальный фильм "Долгая ночь Менахема Бейлиса".
В
2003 году режиссёр
Александр Муратов снял документальный фильм "Арнольд Марголин - выдающийся украинец и еврей"
[110].
